Культурная революция Михаила Сатарова

Культурная революция Михаила Сатарова

Есть в художественном мире такая характеристика - модный художник. Для мастеров, претендующих на то, чтобы вписать свое имя в историю живописи, это скорее обидное определение, для менее амбициозных деятелей - вполне лестное. Художник Михаил Сатаров - модный художник по всем признакам. И это скорее факт, чем качественная оценка. Его картины находятся в коллекциях президентов России, Грузии, Казахстана, принца Монако Альберта. Сатаров - один самых копируемых сегодня живописцев. Репродукции его работ можно встретить в самых разнообразных местах - в закрытых частных галереях, на известных вернисажах и тд. А еще Михаил Сатаров - автор в некоторой степени скандальных и шокирующих высказываний. Например, недавно в передаче “Культурная революция” он откровенно признался в нелюбви к “Джоконде”, чем немало обескуражил приглашенных на передачу к эксминистру культуры представителей творческой интеллигенции. Досталось от него и художникам-абстракционистам. Словом, в “Культурной революции” Сатаров замахнулся на святое. При этом аргументировал не всегда логично, но искренне. Может, поэтому, его позиция была интереснее, чем хрестоматийные восклицания оппонентов? Хотя нашлись в зале и его сторонники.

— Михаил, расскажите о себе. Как вы пришли к тому пониманию живописи, к тому авторскому выбору, который сегодня так по-разному оценивается публикой? — Я родился в Москве в 1963 году. Классическое профессиональное образование получил в Московском государственном академическом художественном институте им. В.И. Сурикова. Считаю себя приверженцем классической школы. А это — определенная позиция, творческое кредо, сопряженное с постоянной работой, адским трудом: все надо прорисовать до мельчайших подробностей, правильно передать тона и полутона, каждую травинку, листочек, камешек. Людям это нравится. Этим я и объясняю то признание, которое получили мои работы. Их воспринимают как простые люди, так и президенты и королевские особы. Но за это я поплатился здоровьем, многолетний тяжелый труд привел к тому, что у меня стерлись межпозвонковые диски, и, если раньше я сидел за мольбертом, то сейчас приходится стоять, ибо сидеть я уже не могу из-за невыносимой боли.

Я — верующий человек. Бог наделили меня талантом, и я верю в постулат — кому много дано, с того много и спросят. Поэтому много работаю, у меня не бывает выходных и праздников, я всегда у мольберта. Основная моя задача в живописи — это воспеть красоту божьего мира. Я ищу моменты прекрасного и пытаюсь оставить их на полотнах последующим поколениям.

— Мои учителя — это Рафаэль и Леонардо да Винчи, и Брюллов, Кипренский, Боровиковский, Репин. Я учился на работах Шишкина, Айвазовского, Бужеро, Давида, Энгарта, Гудварда и многих других. Можно перечислять до бесконечности. Мне кажется, что существует некая связь времен, цепь. И она очень важна. Да, я базируюсь на достижениях старых мастеров, пишу в старой манере, пытаясь впитывать в себя то, что было создано до меня. По этому поводу могу рассказать один забавный случай. Когда Пьеру Кардену показали мой альбом, и ему понравились мои работы, он сказал: “Да, замечательные были мастера в России”. Его спросили: “Почему были?” На что он удивился и воскликнул: “А что, он еще жив? Тогда ему, наверное, лет сто”! Каково же было его удивление, когда он узнал, что мне всего сорок.

— Почему вы не приемлете так называемое современное искусство?

— Ненавижу профанацию, обман. Картины Малевича, всякая другая абстракция — все это попытка снискать себе славу на эпатаже. Когда люди не умеют хорошо рисовать, им приходится обманывать. Все эти инсталляции, абстракции, перформансы — это не искусство, эти работы не воспевают прекрасного, божественного. Все это произрастает из темных, негативных энергий, из пороков и низменных инстинктов. Такое ощущение, что современный художник обленился, ему хочется быстро что-то намазать и выдать за шедевр. СМИ это подхватывают, быстро раздувают из мухи слона, и пошло-поехало. Ведь если людям постоянно капать на мозги, что это гениально, они начинают верить, так же, как верили в Сталина, Гитлера. А когда процесс зомбирования завершен, богатые граждане начинают платить огромные деньги за откровенно бездарные работы.

— Но ведь “Джоконда”, которую вы не приемлете, это совсем другое искусство?

— Я не отрицаю творчества Леонардо да Винчи, он — великий мастер. Я против стереотипов. За многие годы людям навязали мнение, что у “Джоконды” некая загадочная улыбка. Я бы это назвал не улыбкой, а ухмылкой. Техника исполнения этого произведения хорошая, но тот же Божеро или импрессионисты гораздо выше в своих работах по цветопередаче, по игре цвета и света. «Джоконда» практически написана в ахроматичном стиле, буквально двумя цветами — умброй и земленисто-коричневым. Я считаю, что в мире много замечательных мастеров, которые в живописи были намного выше Леонардо.

— Приведите примеры.

— Энгар — великий французский художник XVIII века. Бужеро, или в другой транскрипции Бугеро, тоже француз, художник конца XIX - начала XX веков. Английский художник Джон Гудвард (XIX - начало XX веков), относящийся к так называемому направлению прерафаэлитов. И многие другие.

— Что сейчас, на ваш взгляд, происходит в современном искусстве?

— Мы живем в очень интересное время. Время, когда пал коммунистический режим, и у художников появилась полная свобода выражения. Они могут творить, ездить по всему миру, впитывать лучшее, что создала мировая культура. Но выжить в рыночных отношениях сложно. Мне нравится, как сказала певица Галина Вишневская: «Чтобы чего-то добиться, надо выходить на сцену и петь лучше всех». Вот и я — встаю к мольберту и стараюсь рисовать лучше всех.

Что интересно, сейчас сформировался класс людей типа Третьякова, Морозова, Мамонтова, которые имеют большие деньги и готовы тратить их на коллекции выдающихся мастеров современности. Так что пройдут годы, и люди будут восхищаться этими собраниями живописи, как сейчас восхищаются тем, что представлено в Третьяковке, Эрмитаже, Лувре и других музеях мира.

— А как вы относитесь к творчеству Шагала?

— Шагал — это великое недоразумение. Он учился у известного академиста Бакста, великолепного театрального художника. И Шагал боготворил Бакста, он считал его супергением, и в этом я с ним согласен. Но он не то что не превзошел своего учителя, но даже и не приблизился. Мы живем в век рекламы, когда «искусство принадлежит рекламе». И к Шагалу это имеет отношение. Его раскрутили французские галеристы. И ситуация сложилась просто абсурдная: великий Бакст на аукционах Сотби, Кристи стоит $3—4 тыс., максимально 15 тыс., а посредственный ученик — миллионы. Вывод простой, нa Шагале хорошо заработали те, кто вложил в его раскрутку деньги. Ужасно, когда перепутаны ценности. Великий мастер стал посредственностью, и наоборот. И все это оттого, что кто-то превращает искусство в средство наживы. Шагал и сам признавал, что не достигнет таких высот, как его учитель. Или еще пример — Пикассо. Многие его работы — это вызов, издевательство над зрителем. И Пикассо сам в этом признавался. А зомбированный зритель думает, что он не дорос до понимания великого художника.

Вообще-то это страшно, когда из-за «золотого тельца» черное становится белым. Очень хотелось бы, чтобы люди внимательнее прислушивались к себе, к своей интуиции и могли отличить хорошее от плохого, а не руководствоваться навязанным мнением недобросовестных искусствоведов.

Уверен, что будущее за классикой, реализмом. Слишком много негативного вокруг нас накопилось, и люди естественным образом будут стремиться повесить на стену красивый пейзаж, а не «Черный квадрат» Малевича, который, кстати, в конце жизни пытался рисовать реалистические картины, но ничего не получилось.

— Вы ощущаете, что художник зависит от экономики страны, в которой живет?

— Безусловно. Если в стране экономический подъем, то и искусства процветают, будь то музыка, живопись, архитектура. Если экономический спад — это автоматически отражается на культуре, на театре, литературе и т.д. Меня часто спрашивают, оставляю ли я себе свои работы. К сожалению, у меня такой возможности нет, мне их приходится продавать, чтобы на вырученные деньги жить, содержать семью и снова работать. Мне очень нравится выражение Джека Лондона: «Деньги — это отчеканенная свобода». Я не продаюсь за деньги, а стараюсь вкладывать в свои работы всю свою душу, тепло, чтобы они несли только положительные эмоции.

— Как-то сопоставляя имена и страны, я пришел к интересному наблюдению. Много великих мастеров дали Италия, Россия, Голландия, Франция и другие, и почти никого не дала Германия, я не имею в виду художников, кроме, пожалуй, раскрученных ею брэндов — это Дюрер, Босх. С чем это связано, как вы думаете?

— По всей видимости, это связано с духом нации, с ее ментальностью. Действительно у них художественное искусство сухое, обедненное. Чего не скажешь о немецкой музыке, философии. Может, как-то сказывается темперамент? Итальянцев я, напри-мер, считаю лидерами в области живописи, за ними бы поставил французов и русских.

— Наш разговор напомнил мне стихи Гумилева, посвященные мастеру эпохи Возрождения Фра Беато Анжелико:

“...Пускай велик небесный Рафаэль,
Любимец бога скал, Буонаротти,
Да Винчи, колдовской вкусивший хмель,
Челини, давший бронзе тайну плоти,
Но Рафаэль не греет, а слепит,
В Буонаротти страшно совершенство,
А хмель Да Винчи душу замутит,
Ту душу, что поверила в блаженство”,

Как вам эти строки?

— По-моему, замечательные, оценки точные, я бы сказал лапидарные. Но, если мне не изменяет память, стихотворение заканчивается так:

«Есть бог, есть мир, они живут вовек, 
А жизнь людей мгновенна и убога,
 Но все в себя вмещает человек, 
Который любит мир и верит в бога»,

Вот в последней строфе все и заключено. Надо любить мир и верить в бога, и в своем творчестве я стараюсь следовать этому. Недавно я прочел что «любить без Бога нельзя, ибо Бог есть любовь, а творить без Бога, к сожалению, можно». И сейчас очень много творчески настроенных людей, которые творят без Бога, создают антиискусство, и это очень печально. Моя задача — противопоставлять этому позитивное видение мира.

— Михаил, помогает ли вам ваш талант в быту? Я имею в виду обустройство дома, дачи, мастерской.

— В первую очередь, хочется сделать комплимент вашему журналу. Я его знаю давно, довольно часто покупаю, много нашел интересных идей, связанных с дизайном. Что касается меня, то и в этом вопросе я остаюсь приверженцем старых традиций, хотя и не чужд новому. Есть такое понятие (раньше оно было чуть ли не ругательным) как эклектика, т.е. смешение стилей. Человечество за долгий период своего развития создало столько стилей, что теперь пытается органично соединять, казалось бы, несоединимое. И нередко получается удачный синтез.

— Какие решения вам более близки? С какими материалами любите работать?

— Очень люблю, когда в интерьерах много дерева. Оно всегда в моде. Хотя ничто не сможет заменить мрамор, гранит и другие на-туральные материалы. Я, например, не являюсь поклонником хай-тека. Он красив, но холоден, мне неуютно в таких помещениях. Не очень нравится мне и то, что дизайнерские решения в массе своей заимствованы у Запада. Но это понятно: там дизайн развивал-ся, а нам все последние десятилетия приходилось довольствовать-ся довольно примитивным бытом.

Но как бы за этими новомодными течениями нам не потерять самобытность, уходящую в глубину веков! В общем, иногда надо вспоминать, что истина всегда где-то посередине. А вообще, я за западные технологии, но русский дух!

Журнал "Мир и Дом" № 8 2004